Впрочем, наружность – штука обманчивая. Каким бы представительным и важным ни выглядел дядя теперь, в душе он оставался таким же добрым и открытым.

Дядя разделил с нами обед, а затем мы показали ему окрестности, поведали о том, что сочли для него занятным. Особенное впечатление произвела на него история с таинственной башней.

– При одной мысли об этом у меня прямо кровь вскипает! – воскликнул он.

Ноэля это очень удивило. У всех остальных, сказал он, от нашего рассказа кровь, наоборот, стыла в жилах.

– Ах, – нашёлся индийский дядя. – У нас, в Индии, это обычное дело – чтобы кровь стыла и вскипала одновременно. В тех горячих широтах она почти всегда близка к точке кипения. Этим объясняется индийский темперамент, но никак не пристрастие к излюбленным карри и перцу.

Но оставим в покое карри и перец. Они к нашей истории касательства не имеют, чего нельзя сказать про темперамент.

Когда экипаж вернулся за дядей, чтобы отвезти на станцию, он разрешил нам его проводить, а возле поезда, уже на прощание, вручил каждому по полфунта, не делая никаких коварных различий между мальчиками и девочками, старшими и младшими. Потому что наш индийский дядя – британец до мозга костей и вся эта ерунда ему чужда.

Когда поезд тронулся, мы прокричали хором «ура», а затем попросили кучера отвезти нас за шиллинг назад к перекрёстку, но этот не чуждый благодарности человек отвёз нас туда бесплатно, объяснив, что джентльмен дал ему очень солидные чаевые. Редкостной честности оказался. Мы за такую порядочность ему тоже прокричали «ура» и отправились спешно домой обсудить, как поступим со своими деньгами.

Не могу припомнить всего, на что мы их употребили. Деньги ведь тают, по словам Денни, «будто в оттепель снег»[64], и чем больше у вас их оказывается, тем, как ни странно, скорее они улетучиваются.

Мы всей компанией съездили в Мейдстон, торговую столицу графства Кент, и возвратились оттуда с целой горой прекрасных свёртков из коричневой бумаги, заключавших в себе множество воплощённых желаний, но только одно из них имело непосредственное отношение к этой истории.

Я имею в виду пистолет, приобретённый вскладчину Освальдом и Денни на все имевшиеся у них деньги. Когда Освальд увидел, сколько пистолет стоит, его сначала охватило то самое неуютное ощущение, когда понимаешь, что лежащая в кармане солидная сумма иссякнет через мгновение.

Однако Освальд тут же сказал себе: «Ну и пусть. Нам в доме необходим пистолет. И не какой-то там допотопно-старинный, а такой, из которого можно выстрелить, если в дом, к примеру, заберутся воры. Мы же пока абсолютно безоружны».

Пистолет мы несли по очереди, а тренироваться в стрельбе решили подальше от дома, чтобы не пугать взрослых, которых, как известно, оружие нервирует куда больше нашего.

Идея покупки принадлежала Денни, и Освальд был поражён тем, насколько за последнее время изменился характер юного Фоулкса. Остальные понятия не имели о нашем приобретении, поскольку оставили нас двоих, чтобы перекусить пирогами, а после воссоединения мы ничего им не рассказали, хотя на обратном пути нам стоило больших усилий удержаться от стрельбы из поезда по птицам на телеграфных проводах.

Наконец после чая Освальд, собрав всех на сеновале, объявил:

– У нас с Денни есть секрет.

– Знаю я ваш секрет, – с презрением процедил Дикки. – Наверняка набрели в Мейдстоне на лавочку, где всего за полпенни можно купить целых четыре унции мятных леденцов. Но мы с Г. О. нашли её раньше вас.

– Да заткнись ты! – велел Освальд. – Не хочешь слушать про секрет, так вали отсюда. Я собираюсь открыть его только тем, кто готов принести секретную клятву.

Надо сказать, что клятва эта не шуточная, мы скрепляем ею только серьёзные обещания, а не придуманные понарошку для игры. Поэтому Дикки проговорил примирительно:

– Ой, ну ладно. Давай. Я‐то думал, ты просто треплешься.

И все принесли секретную клятву. Ноэль придумал её давным-давно, когда обнаружил в Блэкхите, на пустоши, гнездо дрозда, которое мы увидели первый раз в жизни.

       Я не скажу, и не признаюсь,

И даже вскользь не проболтаюсь.

Под страхом ябедой прослыть

Большой секрет клянусь хранить!

С точки зрения поэтической клятва, может быть, звучит и не очень, но она сильна и крепко вас связывает. Мы произнесли её по очереди, вплоть до Г. О.

– Ну а теперь выкладывай, в чём дело! – поторопил Дикки.

Ни слова не говоря, гордый Освальд вытащил из-за пазухи пистолет и, вытянув руку с оружием, продемонстрировал остальным. Члены совета ответили потрясённо-почтительными восклицаниями. Заряжен пистолет не был, поэтому мы позволили подержать его даже девочкам.

А потом Дикки сказал:

– Давайте-ка поохотимся.

Так мы и порешили. Г. О. вознамерился тут же пойти в деревню и приобрести там за пенни рожки-дуделки, в которые мы затрубим, как в песне про охоту на лис. Но нам показалось, что благоразумнее будет вести себя тихо и не дудеть ни в рожки, ни во что-то ещё, производящее много шума, пока не настигнем добычу.

А вот песня, которая вспомнилась Г. О., определила наш выбор. До этого-то нам было без разницы, на кого мы станем охотиться, а теперь мы поняли, что устроим именно лисью охоту.

Первым с согласия Освальда во владение пистолетом на ночь вступил Денни. Улёгшись в кровать, он положил пистолет под подушку, незаряженный, поскольку боялся, увидев ночью кошмар, пальнуть спросонок.

Освальд позволил Денни спать с пистолетом, потому что у того разболелся зуб, а пистолет хотя боль и не лечит, зато утешает. Однако зубная боль Денни не улеглась даже от близости пистолета.

Дядя Альберта путём тщательного осмотра установил, что зуб сильно шатается, и тогда Денни признался, что попробовал раскусить персиковую косточку, полностью объяснив тем самым причину зубной хвори. Ему дали креозот, камфару и обвязали щёку красной фланелью.

Освальд знает, что к страждущим следует относиться с особенной добротой. Поэтому, против обыкновения, он не стал поутру будить страдальца запущенной в него подушкой, а поднялся, чтобы просто чуть-чуть его потрясти.

Однако гнёздышко оказалось пустым и холодным. Птичка уже упорхнула. Пистолет в гнезде тоже не обнаружился. (Освальд его потом отыскал под зеркалом на туалетном столике.)

Остальные уже проснулись. Их Освальд без всяких там церемоний (ведь они не страдали от зубной боли) разбудил при помощи щётки для волос.

И едва он успел это сделать, как снаружи раздался шум. Освальд глянул в окно. Денни и дядя Альберта отъезжали от парадного входа в коляске с красными колёсами, принадлежавшей арендатору фермы.

Заинтригованные,